Неточные совпадения
Через несколько минут он растянулся на диване и замолчал; одеяло на груди его волнообразно поднималось и
опускалось, как земля за
окном.
Окно то срезало верхушки деревьев, то резало деревья под корень; взмахивая ветвями, они бежали прочь. Самгин смотрел на крупный, вздернутый нос, на обнаженные зубы Стратонова и представлял его в деревне Тарасовке, пред толпой мужиков. Не поздоровилось бы печнику при встрече с таким барином…
Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не выходил на улицу в день 27 февраля. Один, в нетопленой комнате, освещенной жалким огоньком огарка стеариновой свечи, он стоял у
окна и смотрел во тьму позднего вечера, она в двух местах зловеще, докрасна раскалена была заревами пожаров и как будто плавилась, зарева росли, растекались, угрожая раскалить весь воздух над городом. Где-то далеко не торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно
опускались за крыши домов.
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая крыша церкви с тремя главами над нею. К ней
опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых толстыми шапками снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах, а
окна и двери домов похожи на карманы. Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение церковного хора.
— Постой… что это!.. Кто-то будто едет сюда… — заговорил Леонтий, привставая и глядя в
окно. Потом
опустился и повесил голову.
— Я сначала попробовал полететь по комнате, — продолжал он, — отлично! Вы все сидите в зале, на стульях, а я, как муха, под потолок залетел. Вы на меня кричать, пуще всех бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой
окно, вылетел и взвился над рощей… Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза видят далеко. Я то поднимусь, то
опущусь — и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг вижу, из-за куста, в меня целится из ружья Марк…
Войдя в свой дом, Лизавета Прокофьевна остановилась в первой же комнате; дальше она идти не могла и
опустилась на кушетку, совсем обессиленная, позабыв даже пригласить князя садиться. Это была довольно большая зала, с круглым столом посредине, с камином, со множеством цветов на этажерках у
окон и с другою стеклянною дверью в сад, в задней стене. Тотчас же вошли Аделаида и Александра, вопросительно и с недоумением смотря на князя и на мать.
Марья плохо помнила, как ушел Матюшка. У нее сладко кружилась голова, дрожали ноги,
опускались руки… Хотела плакать и смеяться, а тут еще свой бабий страх. Вот сейчас она честная мужняя жена, а выйдет в лес — и пропала… Вспомнив про объятия Матюшки, она сердито отплюнулась. Вот охальник! Потом Марья вдруг расплакалась. Присела к
окну, облокотилась и залилась рекой. Семеныч, завернувший вечерком напиться чаю, нашел жену с заплаканным лицом.
Он вошел тихо, медленно
опустился в кресло и, взяв с
окна гипсовую статуэтку Гарибальди, длинным ногтем левого мизинца начал вычищать пыль, набившуюся в углубляющихся местах фигуры.
Но когда она воротилась, он уже заснул. Она постояла над ним минуту, ковш в ее руке дрожал, и лед тихо бился о жесть. Поставив ковш на стол, она молча
опустилась на колени перед образами. В стекла
окон бились звуки пьяной жизни. Во тьме и сырости осеннего вечера визжала гармоника, кто-то громко пел, кто-то ругался гнилыми словами, тревожно звучали раздраженные, усталые голоса женщин…
В
окно, весело играя, заглядывал юный солнечный луч, она подставила ему руку, и когда он, светлый, лег на кожу ее руки, другой рукой она тихо погладила его, улыбаясь задумчиво и ласково. Потом встала, сняла трубу с самовара, стараясь не шуметь, умылась и начала молиться, истово крестясь и безмолвно двигая губами. Лицо у нее светлело, а правая бровь то медленно поднималась кверху, то вдруг
опускалась…
Мать, закрыв
окно, медленно
опустилась на стул. Но сознание опасности, грозившей сыну, быстро подняло ее на ноги, она живо оделась, зачем-то плотно окутала голову шалью и побежала к Феде Мазину, — он был болен и не работал. Когда она пришла к нему, он сидел под
окном, читая книгу, и качал левой рукой правую, оттопырив большой палец. Узнав новость, он быстро вскочил, его лицо побледнело.
— Позвольте! — проговорил басом барин и нецеремонно
опустился на диванчик рядом с молоденькой дамой, между тем как жена его, тяжело дыша и пыхтя, перелезла почти через колени Калиновича и села к
окну.
Между тем в воротах показался ямщик с тройкой лошадей. Через шею коренной переброшена была дуга. Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню. Ямщик привязал лошадей под навесом сарая, снял шапку, достал оттуда грязное полотенце и отер пот с лица. Анна Павловна, увидев его из
окна, побледнела. У ней подкосились ноги и
опустились руки, хотя она ожидала этого. Оправившись, она позвала Аграфену.
Желтков, совершенно растерявшись,
опустился вдруг на диван и пролепетал омертвевшими губами: «Прошу, господа, садиться». Но, должно быть, вспомнил, что уже безуспешно предлагал то же самое раньше, вскочил, подбежал к
окну, теребя волосы, и вернулся обратно на прежнее место. И опять его дрожащие руки забегали, теребя пуговицы, щипля светлые рыжеватые усы, трогая без нужды лицо.
Арина Петровна грузно
опустилась в кресло и уставилась глазами в
окно.
Высокая крыша хмуро
опускалась над
окнами, пригнетенными к земле.
Старинному преданию, не подтверждаемому новыми событиями, перестали верить, и Моховые озера мало-помалу, от мочки коноплей у берегов и от пригона стад на водопой, позасорились, с краев обмелели и даже обсохли от вырубки кругом леса; потом заплыли толстою землянистою пеленой, которая поросла мохом и скрепилась жилообразными корнями болотных трав, покрылась кочками, кустами и даже сосновым лесом, уже довольно крупным; один провал затянуло совсем, а на другом остались два глубокие, огромные
окна, к которым и теперь страшно подходить с непривычки, потому что земля, со всеми болотными травами, кочками, кустами и мелким лесом,
опускается и поднимается под ногами, как зыбкая волна.
Яков молча суетился около Маши, потом торопливо дул на огонь лампы. Огонь вздрагивал, исчезал, и в комнату отовсюду бесшумно вторгалась тьма. Иногда, впрочем, через
окно на пол ласково
опускался луч луны.
Ему показалось, что стул
опускается под ним и тошнота сейчас хлынет в горло. Он откашлялся, осмотрел комнату, бедную, маленькую. В
окно смотрела луна, круглая, точно лицо Якова, огонь лампы казался досадно лишним.
Один раз, когда Григорий Иваныч читал со мною серьезную книгу на французском языке и, сидя у растворенного
окна, старался объяснить мне какую-то мысль, неясно мною понимаемую, — вдруг кулик красноножка, зазвенев своими мелодическими трелями, загнув кверху свои крылья и вытянув длинные красные ноги, плавно
опустился на берег пруда, против самого окошка, — я вздрогнул, книга выпала у меня из рук, и я бросился к
окну.
Мирно ночь благовонная
Опустилась окрест,
На излучины сонные
Смотрят тысячи звезд;
Волн влюбленных лобзания
Раздаются кругом,
Тихо дремлет Испания
Упоительным сном.
Но нередко, прелестницу
Покидая средь сна,
Я изменою лестницу
Укреплял у
окна.
Так и наш, о Испания,
Я кончаю союз
И с тобой, без прощания,
Навсегда расстаюсь!
Низменный, рецептом протянувшийся, деревянный дом, с несоразмерно высокою тесовою крышей, некрашеный и за древностью принявший темно-пепельный цвет, выходил одним фасадом на высоком фундаменте в сад, а с другой стороны
опускался окнами чуть не до земли.
Садом боярыня прошла тихо, по направлению к пустой бане. Во всю дорогу Марфа Андревна не говорила ни с сыном, ни со священником и, дойдя до цели своего несколько таинственного путешествия, села на завалинку под одним из банных
окон. Около нее с одной стороны присел отец Алексей, с другой —
опустился было гвардейский поручик.
Драпировка над
окнами была в китайском вкусе, а вечером, или когда солнце ударяло в стеклы,
опускались пунцовые шторы, — противуположность резкая с цветом горницы, но показывающая какую-то любовь к странному, оригинальному.
Однажды поутру, часов в двенадцать, всё семейство Перекатовых собралось в гостиную. Муж, в зеленом круглом фраке, высоком клетчатом галстухе и гороховых панталонах с штиблетами, стоял перед
окном и с большим вниманием ловил мух. Дочь сидела за пяльцами; ее небольшая, полненькая ручка в черной митенке грациозно и медленно подымалась и
опускалась над канвой. Ненила Макарьевна сидела на диване и молча посматривала на пол.
Катерина подошла к столу, уже не смеясь более и стала убирать книги, бумаги, чернилицу, все, что было на столе, и сложила все на
окно. Она дышала скоро, прерывисто, и по временам жадно впивала в себя воздух, как будто ей сердце теснило. Тяжело, словно волна прибрежная,
опускалась и вновь подымалась ее полная грудь. Она потупила глаза, и черные, смолистые ресницы, как острые иглы, заблистали на светлых щеках ее…
Неласково, подозрительно посмотрел на старый, осевший в землю дом — в два маленькие его
окна, точно в глаза человека, кашлянул и грузно
опустился на лавку у ворот, помахивая картузом, чтоб отогнать надоевшего шмеля.
На столе горела лампа,
окна были открыты, жёлтый язык огня вздрагивал, вытягиваясь вверх и
опускаясь; пред образами чуть теплился в медной лампадке другой, синеватый огонёк, в комнате плавал сумрак. Николаю было неприятно смотреть на эти огни и не хотелось войти к отцу, встречу шёпоту старухи Рогачёвой, стонам больного, чёрным
окнам и умирающему огню лампады.
Сели, смотрим — деревенька наша как парчой и золотом на серой земле вышита.
Опускается за рекой могучее светило дня, жарко горят перекрытые новой соломой крыши изб, красными огнями сверкают стёкла
окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно ложатся на нас и на звонкую землю — сдвинулись мы потеснее, для тепла.
Солнечный жар и блеск уже сменились прохладой ночи и неярким светом молодого месяца, который, образовывая около себя бледный светящийся полукруг на темной синеве звездного неба, начинал
опускаться; в
окнах домов и щелях ставень землянок засветились огни. Стройные раины садов, видневшиеся на горизонте из-за выбеленных, освещаемых луною землянок с камышевыми крышами, казались еще выше и чернее.
Прошло еще несколько мгновений. Он глянул вскользь из-за листа «Ведомостей». Она сидела у
окна, отвернувшись, и казалась бледной. Он, наконец, собрался с духом, встал, подошел к ней и
опустился на стул возле нее…
Быстро захлопнулось
окно… Внутри
опустилась шелковая занавеска.
Ртуть в термометрах на
окнах бодростинского дома быстро
опускалась, и из-за углов надворных строений порывало сухою студеною пылью.
Она ответила, что ничего не желает,
опустилась у
окна в кресло и тут только почувствовала усталость в ногах, не от ходьбы, а от волнений сегодняшнего дня.
Накушавшись, обыватель в синих панталонах, изнеможенный, изнуренный, спотыкаясь от лени и излишней сытости, идет через улицу к себе и в бессилии
опускается на свою лавочку. Он борется с дремотой и комарами и поглядывает вокруг себя с таким унынием, точно с минуты на минуту ожидает своей кончины. Его беспомощный вид окончательно выводит Ляшкевского из терпения. Поляк высовывается из
окна и, брызжа пеной, кричит ему...
Екатерина Ивановна (подвигаясь). Я иду, я иду… Господи, я иду… (Останавливается перед
окном, смотрит — и, вскинув кверху руки, с неясным криком или плачем
опускается на пол. Лежит неподвижно, лицом к полу, как внезапно застигнутая пулей и смертью.)
— Кофей вас лучше подкрепит. Я бы вам советовал. Лицо Альберта вдруг потеряло детское выражение; он холодно, тускло посмотрел в
окно и слабо
опустился на стул.
Защитник, тоже еще молодой человек, зевал в руку и гибко потягивался, с удовольствием глядя в
окно, за которым вяло
опускались большие мокрые хлопья.
Скорее упав, нежели сев на кресло у
окна спальни, он много раз машинально прочел роковую записку, и вдруг голова его тихо
опустилась на грудь, руки с запиской упали на колени.
Черная птица с громким стоном отлетела прочь от
окна. Она поднялась высоко-высоко, пролетела через громадное пространство и
опустилась у
окна королевского дворца. Там крылья ее разом отпали, пух исчез, и вместо черной птицы появился опять седовласый король посреди своей роскошной опочивальни.
Петр Иннокентьевич несколько времени стоял, как бы очарованный этой картиной тихой ночи, затем поднял руку, чтобы закрыть
окно, как вдруг ему показалось, что какая-то тень проскользнула по саду. Его рука
опустилась, он несколько выдвинулся из
окна и стал прислушиваться. Тихий шорох шагов достиг до его ушей, и он ясно различил темную фигуру, крадущуюся между деревьями по аллее, ведущей к заднему двору дома. Осторожно озираясь, приблизилась она к калитке, тихо отворила ее и вышла из саду.
И черная птица спустилась на колокольню и оттуда стала смотреть, что происходит кругом. Вдруг до ее слуха донесся громкий плач. Черная птица встрепенулась, стала прислушиваться. Плач раздавался из маленького, покривившегося домика, стоявшего на краю города. Король-птица широко взмахнул крыльями,
опустился у домика и заглянул в
окно.
Антон Михайлович подошел к
окну и в изнеможении
опустился в стоявшее около него кресло.